Плясала Саломея на пиру!
На танец мать взирала благосклонно.
И Ирод, ведший грязную игру,
Поплыл от неги, впрочь забыв о злейшем...
А Иоанн – всё рвал порочный круг,
Молитвы слал, без счёта клал поклоны,
Но не было надежды – ни малейшей!
Плясала Саломея, поводя
Плечами и глазами колдовскими:
То будто убегала от дождя,
То к солнцу живоносному тянулась,
То вдруг вдруг её закат пугает, рдян,
То волнами играется морскими,
К цветку, лаская, нежно присконулась...
И музыка – покорная – за ней
Смеялась, затихала и рыдала...
Чернее ада и небес ясней –
Застолье вдруг под взглядом Саломеи -
И нет её страшнее и нежней! –
Как плату – свои жизни ей кидали!
У ног её ползли – незримо – змеи...
И Ирод – встал (не зря убил он брата? –
Жене – цена, а дочь – как дар нежданный!)
Сказал: «Ты в танце – лучшая в мирах!
Проси – и нет – ни в чем! – тебе отказа!»
Но пало сердце Ирода во прах:
«Ты – Иоанна голову отдай мне!
Слуга: «Что, царь, так ждать ли мне приказа?»
О, Иоанн! Ты, тающий в темнице,
Зачем Ты властелину говорил,
Что люди – от стыда – склоняют лица:
Забыть: братоубийцей стал их царь!
За самку! Смертью брата – не казнится,
Как если бы добро тем сотворил.
Кольцо – по следу братнего кольца...
И что теперь подцарственные люди
Должны считать за правду, что – за ложь?
В темнице Иоанн! Но кто забудет,
Что есть еще Верховный, Божий Суд!
Вновь Саломея, радостно и зло:
«Пусть Иоанна голову – на блюде
Сейчас же мне – за танец – принесут!»
Боится Ирод: как же повелеть? –
За Иоанном – кто-то – очень сильный!
И путаются пальцы средь колец:
Неосторожность! О, язык мой! враг мой!
Позор – назад: как свиньям бросить – хлеб?
Но мало ли уже голов сносили?
Нет головы – плеча зияют раной...
Трубой последней – стражника шаги,
Что голову на пир принес – от плахи –
За волосы – на блюдо – и другим, –
И – руки мыть! – от крови Иоанна...
А Саломея с блюдом дорогим
Спешит, да в ноги матери с размаху -
Желающей Главы – как Божью манну!
Иродиаде – страшно: ясен всем
Источник вдохновенья Саломеи!
(До пира Ирод вовсе не был сед!)
Как дорог танец дочери не царской!
А Саломея, страшная в красе,
От материна ужаса немея,
Огорчена в своем капризе барском.
Чего она ждала от Головы? –
Оставшейся – без тела, и без Духа.
И веки глаз, и губы рта – мертвы:
Уж Иоанн вовек не скажет слова!
Молчат, как стебли сломанной травы,
Увидев царству Ирода – разруху!
Пирующие – словно – безголовы!
Иродиада – дочери: «Пляши!»
Себе: «Да неужели Бог – накажет?!»
Без пыла, без веселья, без души
Плясала Саломея – чтоб не плакать:
Движенья были так же хороши,
Но лик был – соучастием – загажен...
И гости – не хотят – вина и лакомств....
Ни – плясок. Словно воздух вдруг протух!
Пред каждым жизнь предстала – приговором!
И слуги – словно черти на посту!
Минуту выжидают – для расплаты!
Но видел каждый грязный путь задворок,
Которым догонял свою мечту
О золоте, о власти и палатах.
«Что дальше - с Иоанна головой?» -
От предавшей жены ждет царь ответа.
Ответила - усмешкою кривой,
Да Саломея - ужаса волною:
Пляша, послушна, пала вдруг травой
И стало всем темно - при ярком свете:
Гнев Неба - вслед за мерзостью земною!
А царь - сидит. И встать никто не смел:
Не Господа гнев страшен - господина!
Но вот Иродиады злобный смех:
Над смертью Иоанна - торжествует!
«На плаху - вслед за муками в тюрьме -
Святая добродетель угодила!»
И мертвая - взирает на живую,
Которой - ни к чему прямой язык,
Которая - не терпит обвинений,
Держа в руке козырные тузы, -
Ведь грех братоубийства - не на ней!
Имеет все, к чему пришел позыв,
И любит лишь - в крови своей волненье.
Да танец под дрожание огней...
Но мертвая - внезапно - Голова
В блаженстве несказанном - улыбнулась.
И тишину тяжелую прервав,
Волчицею скулит Иродиада:
Узрела путь, ужасен и кровав! -
К ней когти сладострастно протянулись
Пылающего, мерзостного ада!