Таинственная старушка - 4

Часть 4

Баб Маня от предложенной комнатушки не отказалась И не потому, что далеко ездить: час на метро – это нормально. У неё были другие причины: она теперь могла заниматься не только своими подопечными, но и всеми остальными обитателями дома малютки. Тем более, что няни с благодарностью отправлялись спать, не сомневаясь, что баб Маня детишек без присмотра не оставит…

А она делала вот что: создавала два маленьких шарика, солнышка – в мозгу и в сердце, скатывала их по руке к ладоням и прикладывала правую ко лбу ребёнка, левую – в его груди. И про себя им говорила: ты должен вырасти настоящим человеком, умным и добрым. Научиться решать проблемы умом, а не силой, помогать попавшим в беду сердцем, а не личной пользой, беречь честь и достоинство…

Ещё много подобного она говорила, вселяя в малышей с трудной, прямо с рождения, судьбой уверенность в том, что на них возложена особая миссия: поддерживать слабых и доказывать, что человек действительно сам кузнец своего счастья. Или несчастья.

Кроме того, ребятишкам не помешает в будущем та энергия здоровья, которой с ними щедро делилась баб Маня. И если суждено им подхватывать неизбежные детские хвори, то чтобы эти хвори оказывать все легко излечимыми. А то и вовсе проскакивали мимо.

Няни нарадоваться не могли: примерно с полуночи часов по пять можно было спать, не беспокоясь, что кому-то из детишек нужна помощь: баб Маня была дама – кремень! Если сказала, что присмотрит, то и присмотрит. Да ребят-то в доме всего шестьдесят. Минус её шестеро, чуть больше пятидесяти. И многие спят спокойно всю ночь. А те несколько, которые беспокоятся, за теми баб Маня уследит.

Никому как-то в голову не вошло: а когда сама баб Маня спит? Ей ведь тоже нужен отдых? Она спала урывками, по часу-двум, когда точно знала, что всем детям спокойно. Не только своим шестерым, но вообще всем. А успокоить и утешить малышей она умела даже сквозь сон. И они продолжали спать, более спокойно и невинно.

- Чем мне вас отблагодарить, Мария Лаврентьевна? Такого изобилия в доме не было никогда! Да я даже и мечтать не смела! А теперь – сами посмотрите: не только привезли, но даже распаковали и проверили, отладили, чтобы никак детям не повредить!

- Вы меня отблагодарили уже, Анна Львовна, разрешением быть здесь подолгу. Но если вы поможете, по достижении мальчиками трёхлетнего возраста, перевести их в один детский дом – век буду за вас Бога молить!

- О, это проще простого! Я же всех директоров детских домов знаю по многу лет. И знаю, который самый лучший. Вот прямо сегодня договорюсь, чтобы вашим оставили шесть мест. Там хороший директор – хоть и мужчина, но среди них попадаются просто ангелы. И Дмитрий Васильевич на такой зарплате, мизерной, прямо скажем, держится уже лет пять. Потому и холостой. Так что там не просто хорошо, он многих ребят потом, после семилетнего возраста, переводит не в интернат, а в кадетский корпус. Причём, в один из лучших!

- Это замечательно! Парням это поможет в жизни, даже если они не станут военными.

- Да и обучение там на высоте, и воспитание, и физическая подготовка, и даже дают основательную подготовку к жизни. Всех учат готовить, петь, играть на инструментах – у кого слух есть, делать домашние дела – в общем, решать почти любые проблемы. У них там даже игровые магазины есть: как и что покупать, как что выбирать – всё стараются ребятам дать в помощь.

- Буду признательна, если познакомите с таким чудесным человеком! Хотя ребятам ещё почти год до дня перевода, но лучше подготовиться заранее, верно?

- Да я своих детишек абы куда не перевожу. Только в хорошие детдома!

- Да, переезжать им в этой жизни придётся много раз! - задумчиво сказала баб Маня!

- Что поделать, судьба!

Анна Львовна же, придумав хитрую, как ей казалось, вещь, поспешила на кухню, подозвала там старшую и велела, чтобы баб Мане подавала первой сразу же после обеда детишек.

- Да судки какие-то найдите, чтобы не остывало. А то пока она ребятам сказок не напоёт, сама и обедать не станет.

- Мы знаем! Сделаем! Вот насколько лучше нашим ребятам стало: раньше ор стоял, как на птичьем базаре, а теперь – тишина и спокойствие! Мы уверены, что это её трудами!

- Правильно считаете!

Анне Львовне не раз уже хотелось спросить, почему старушка опекает эту троицу, коли они вовсе никакая не родня. Фамилия? Да мало ли однофамильцев? Дальняя родственница? Но тогда почему у всех разные отчества? Значит, семья большая? А где тогда все остальные? И, самое главное, она-то как о мальчишках узнала? От бросивших их женщин? А кто ей эти женщины? Родня? Или несостоявшиеся жёны мужчин из её семьи?..

Сплошные вопросы и ни одного ответа. Анна Львовна даже однажды обратилась к заведующей роддома, но не только никаких сведений не получила, но была атакована кучей вопросов:

- Ты знаешь, Аня, мне почему-то ни разу не удалось спросить у Григорьевой, каким образом она оказалась в нашем роддоме  и как узнала о брошенных мальчиках. И взяла опекунство над всеми тремя! Представляешь, тут вполне достойные пары не могут добиться, а она, одинокая (а неизвестно, действительно ли она одинокая) старушка получает опеку, как по волшебству. Кстати, у тебя ведь есть её домашний адрес? А то у меня – только номер телефона.

- Нет, домашнего адреса нет. Не паспорт же мне у неё спрашивать?

- Ты представь на минуточку, я по её ФИО попросила этот адрес узнать, и мой почти хакер, компьютерный гений – не смог! Не прописана она нигде! В Москве – точно не прописана! И недвижимостью никакой не владеет! Даже комнатой в коммуналке! Но ведь она же где-то живёт?

- Она мне только район называла, точнее станцию метро, ближайшую к району. Сказала, что возле метро ВДНХ. И что? Там миллионы людей живут! Ищи-свищи!

- Тебе всё это не кажется странным?

- Знаешь, если она даже из могилы выкопалась, я всё равно буду её держать. У меня теперь такой порядок, что прямо-таки – филиал рая. А что было всегда, ты ведь помнишь? И боюсь, что возобновится, когда её парней в детдом переведут, а это уже близко – меньше, чем через полгода!

- Чего я не понимаю, так это – а как она пенсию получает? Её ведь дают по месту прописки, разве нет?

- А мне всё равно! И даже если у неё другая фамилия – всё равно! Мне главное, что она тут детишек – причём всех – успокоила до невиданного ранее уровня. И я хотела бы знать, как ей это удалось!

- Так спроси!

- Спросила. Ответила, что просто общается с малышами. Что успокаивает их насчёт того, что они вовсе не одиноки в этом мире. Не уверена, что подобные сложные вещи они в состоянии понять, но результат – налицо!

- А что дальше?

- А дальше они переедут в следующее учреждение. А я тут останусь!

- Ну, с этим ничего не поделаешь.

- Увы!

Они переехали, когда ребятам стало по три года. Все вместе в один детдом и даже в одну группу. И поселились в одной спальне. Размером на двенадцать душ. Почти армейское подразделение!

«Если число моих подопечных будет расти такими темпами, на следующем этапе я уже буду иметь под рукой два отделения. Пока одно – с «хвостиком» - десять плюс двое. А там, глядишь и рота, или, как минимум – полурота: отделения три, то есть тридцать душ, самое малое. Я вытяну?

Ей придётся, понимала баб Маня, вытянуть, даже если придётся опекать в десять раз больше, числом в полную роту – под четыреста человек. Хотя она сильно надеялась, что да этого не дойдёт. Но как знать, как знать… Если ребята попадут в кадетское училище, то ей придётся опекать как минимум их группу, а то и весь курс…

Но это будет потом, года через четыре, когда им исполнится по семь лет. А пока они ещё слишком малы, так что с двенадцатью баб Маня справится.

Хорошо ещё, что Анна Львовна сдержала слово и добилась их переезда в лучший из детдомов, где директором был Дмитрий Васильевич. Иона перед самой собой и перед Богом отвечала за своих шестерых – да, остальной троице она тоже стала крёстной матерью и теперь не могла от них отказаться. Но главным был всё-таки Андрей.

То ли разговоры баб Мани, то ли то, что он стал спокойным и уверенным в себе, то ли гены сделали своё дело, но к нынешнему дню он оказался самым крупным из шести малышек. И самым умным. Благодаря помощи баб Мани, все шестеро пошли примерно в девять месяцев (разница в возрасте между ними составляла от месяца до трёх), все чётко разговаривали, были спокойными и достойно реагировали на просьбы и приказания старших. Воспитатели на них нарадоваться не могли.

Что же, теперь радоваться предстояло воспитателям в детском доме. У баб Мани, как всегда, был пропуск на постоянные, ежедневные, посещения и нахождение с подопечными любое время. Чем она и пользовалась.

Каждый день – перед тихим часов и ночным сном – она всем двенадцати читала сказки, рассказывала разные истории, объясняла сложности предстоящей им жизни и обнадёживала всех славными победами и прекрасным будущим.

Григорьева была полностью согласна с мнением мудрой Марины Цветаевой: базовые ценности в ребёнка нужно вколотить именно в возраста трёх-пяти лет. Твердить о них, разъяснять, убеждать до тех пор, пока это мнение не утвердится в генах!

И она вбивала в головы и сердца малышей не только то, что действительно ценно в этой жизни, но и веру в собственные силы, убеждение в самом лучшем из возможных их будущем. Баб Маня твёрдо верила, что без подобной базы ни один человек настоящим не станет. Получится нечто из рода ничтожества, шелупони, а то и вовсе отребья. Этого баб Маня допустить не могла никак! И не только по отношению к своим шести крестникам, но и вообще ребятам, волею судеб оказавшихся под её крылом.

Да, жизнь им подсунула подлянку сразу после рождения, но не означает ли это, что жизнь им за эту подлянку будет сыпать щедрыми горстями везение и прочие удачи?